Глава 28.Психология восприятия насилия: культурный и гендерный аспекты
О. Л. Данилова
Вводные замечания
За последнее десятилетие в мире почти четвертая часть населения стала жертвами насилия, что вызывает глубокие опасения мировой общественности. В российском обществе феномен насилия также подвергается глубокому осмыслению. Совершенно очевиден тот факт, что векторная направленность насилия не является гендерно-нейтральной, а, следовательно, ее нельзя рассматривать без учета гендерного аспекта и применения гендерного анализа. Гендерные отношения пронизывают все сферы жизни человека и являются зоной особой напряженности.
В исторической ретроспективе проблемы насилия и агрессии были объектом многочисленных теоретических направлений, которые, по большому счету, можно свести к двум научным парадигмам: социобиологической и социокультурной. Эти подходы, по словам Р. Конелла, являются двумя противоположными научными концептами, вокруг которых до сих пор не умолкают дискуссии.
В рамках социобиологической научной парадигмы, которая была особенно популярна в 1970-е годы, дифференциация полов рассматривается как универсальный биологический процесс. Тело выступает в роли естественной природной машины, которая продуцирует психологические различия [15]. В рамках этой парадигмы тело описывается с помощью «метафоры машины», биологического механизма, который содержит в себе определенную генетическую биопрограмму. Тело «функционирует» и «работает» [15, с. 68]. Гендерный аспект психологических различий проявляется в социальном поведении. Например, с точки зрения данного подхода более высокий уровень агрессии у мужчин, их стремление к независимости, доминированию и контролю, особое напористое, самоуверенное отношение к окружающему миру обусловлены биологическими факторами.
В рамках социокультурной парадигмы половые различия рассматриваются как дифференциация, детерминированная социокультурными факторами, в частности дискурсивным контекстом и процессом социализации. В этом смысле гендерный аспект насилия обусловлен социокультурным контекстом, а различия в психологических характеристиках мужчин и женщин, причины их возникновения могут быть объяснены только при условии учета социальных обстоятельств, опосредующих их возникновение и проявление. Как пишет М. Кауфманн, каждый индивидуальный акт насилия имеет определенный социальный контекст. «Сам "язык" насильственного действия, вид и способ, посредством которых манифестируется насилие, может быть понят лишь внутри определенного социального опыта» [14, с. 142].
В последние годы проблема насилия подвергается глубокому междисциплинарному анализу и связывается с исследованием патриархатного типа культуры как культуры насилия вообще. Насилие мужчины в отношении женщины рассматривается лишь как один из столпов «триады мужского насилия». Два других столпа: насилие в отношении мужчин и насилие в отношении самого себя [14]. Общественный контекст этой «триады насилия» составляет его институционализация, функционирующая почти во всех сферах социальной, экономической и политической жизни. Следовательно, более глубокому анализу должны подвергаться скрытые формы насилия, менее видимые и менее осознанные, закрепленные в образе жизни, культуре и традициях общества, признанные и легитимированные.
Патриархат как способ организации общества с доминированием мужского пола, а также проблемы, связанные с насилием и дискриминацией женщины, подвергались анализу уже давно. Однако стратегии насилия и дискриминации ограничивались лишь сферой психологии или экономики, в результате чего мы видели лишь верхушку айсберга, подводная часть которого до сих пор остается плохо заметной. Корни насилия лежат гораздо глубже: не столько в социальных условиях бытия, сколько в предшествующих культурных условиях.
Понятие патриархата во второй половине XX века приобретает статус ключевого понятия анализа культуры во многом благодаря работе К. Миллет «Сексуальная политика». Главные утверждения автора основываются на постулате, что во всех известных обществах отношения между полами были основаны на власти и поэтому они являются политическими. Эта власть принимает вид мужского доминирования во всех сферах жизни. «Сексуальное господство, — пишет К. Миллет, — остается, пожалуй, наиболее всепроникающей идеологией нашей культуры и воплощает ее наиболее глубинное и фундаментальное представление о власти» [9, с. 149].
Патриархальная власть мужчин над женщинами, следовательно, есть основа для функционирования всех обществ, и она выходит далеко за пределы социальных институтов власти. Патриархат поддерживается, главным образом, с помощью процесса социализации, который начинается с воспитания в семье, воспроизводится системой образования, литературой, религией до такой степени, что его ценности усваиваются как мужчинами, так и женщинами. Эта своего рода «внутренняя колонизация» имеет далеко идущие последствия. С одной стороны, она заставляет женщину принять отведенную ей мужчиной низшую ступень иерархической лестницы, признать его право властелина и те правила, по которым приходится играть, а с другой стороны — порождает глубокую неудовлетворенность, самоотрицание, признание собственной вины и неполноценности или, по словам Т. Равенской, внутреннюю отчужденность из-за «незнамо кем запущенных в ... духовное существо норм» и глубокое ощущение «болезненной пустоты» [11, с. 214]. Сам механизм возникновения чувства вины гендерно дифференцирован и находится в прямой зависимости от исполняемых социополовых ролей.
Особую глубину анализ патриархата приобретает в самом конце XX века. Исследуя данный феномен, Т. Клименкова утверждает, что в основе культуры данного типа лежат насилие и наказание [6]. Подобный режим становится пагубным не только для женщин, но и для мужчин. Патриархатный тип культуры стоит на глубоко безнравственной посылке, в соответствии, с которой сначала идет наказание, в контексте которого протекает процесс социализации, а вместе с ним и «преступление» как несоблюдение каких-то норм. Таким образом, в патриархатном типе культуры «обнаруживается возможность некоей первичной "записи" через боль, то есть обеспечение через насилие воспроизводства социальной памяти и своего тела как тела социализированного» [6]. Таким образом, система патриархата пронизывает все сферы жизнедеятельности субъектов, поскольку наказание «вписано» на уровень сознания и тела, ежедневных практик.
Если в целом определить насилие как применение различных форм давления и принуждения в целях сохранения власти и контроля, то процессы социального нормирования, «нормативного и информационного давления» [1, с. 32] следует рассматривать как акты насилия. В основе нормативного насилия лежат процессы кодирования и регуляции социального порядка, которые не столько отражают реальные различия между людьми, сколько создают их.
Сама идея различия в терминах иерархии и исключения связана с возникновением определенного типа мышления, которое порождает категорию «Иного», «отличного от», всегда предполагающего наименьшую значимость. Таким образом, возникает определенный дискурсивный контекст, внутри которого социальные классификации, оперирующие, главным образом, бинарными оппозициями («наш/не наш», «мужской/женский» и т. д.), организуют восприятие социального мира и в конечном итоге организуют сам этот мир. Наша культура традиционно делила людей на мужчин и женщин, молодых и старых, физически здоровых и нездоровых (инвалидов) и т. д. Попытка судить о людях на основании этого деления порождает эффект насильственного мышления и деятельности по отношению к ним.
Как толковать различие, монопольно определяла власть. Отнесение властью определенных групп людей к маргинальным категориям предполагало право власти на распоряжение их судьбами, а порой и жизнями. Дискурсивно конструируя людей в терминах неполноценности или «Иного», власть тем самым определяет для себя право на это «Иное», право избавиться от него, ликвидировать его, пытаясь загнать всех субъектов в прокрустово ложе определяемых ею же норм.
Мы привыкли воспринимать поведение людей в рамках установленных норм. В процессе классификации мы атрибутивно определяем их эмоциональные, психологические, поведенческие характеристики, а также их права и возможности. Процесс ежедневного общения подчеркивает эти различия. Намерение приписывать другому-женщине «дефектность» коренится в том, что именно маскулинизированное «мужское» центрирует наш мир как нормативное [6]. В основе большинства форм применения насильственных действий лежат исторически сложившиеся и обусловленные социокультурной средой мировоззрение и система ценностей, которые закрепляют подчиненное положение женщины, а также нормы твердости, успешности и статуса мужчины, внедренные в человеческое сознание. На примере сексуального насилия можно четко проследить установки преступников и жертв, в основе которых лежат определенные гендерные стереотипы. Болезненное стремление соответствовать искусственному эталону мужественности порождает в наше время совершенно новые формы «рыночной маскулинности» [6], в основе которых опять же лежит феномен насилия. Такие формы насилия, как траффик (торговля женщинами с целью сексуального порабощения), наркомания, проституция и др., лишь результат общего культурного насилия.
Говоря об информационном насилии, следует подчеркнуть, что человек видит и воспринимает только те аспекты реальности, которые представлены в языке и в объеме получаемой информации. В этом отношении язык определяет границы видения мира, диктует систему ценностно-смыслового отношения к жизни и тем самым ограничивает способность индивидуального осознания жизненного опыта. Человек изначально начинает формироваться в языковой среде. Он может увидеть пространство реальности только таким образом, каким оно представлено в дискурсе. Говоря словами Э. Сепира, «люди живут не только в объективном мире вещей и общественной деятельности; они в значительной степени находятся под влиянием того конкретного языка, который является средством общения для данного общества» [12, с. 37]. Реальный мир в значительной степени строится на основе языковых норм данной группы, субъекты которой воспринимают явления действительности главным образом благодаря тому, что языковые нормы предполагают данную форму выражения. В этом смысле язык служит руководством к восприятию социальной действительности. Навязывая человеку определенное мировоззрение, он обусловливает нормы мышления, а, следовательно, и поведения, руководит становлением логических категорий и концепций, проникает во все стороны общественной и индивидуальной жизни человека, определяет формы его культуры. Таким образом, язык оказывается наделенным абсолютной и всеобъемлющей властью и его роль становится определяющей в конструировании субъективности, принятии определенного места и исполнения определенной роли в социуме.
В патриархатном дискурсе создаются определенные правила пола, характерные для данного типа культуры. Традиционные дискурсивные практики с древности до наших дней представляют женщину как малозначимое начало, как категорию «Иного» относительно абсолютного. Вплоть до сегодняшнего дня женщина несет функцию восполнения. Во всех жизненных областях она определяется через мужчину. Весь предшествующий дискурсивный конгломерат характеризуется властным мотивом по отношению к женщине, формируя в ней чувство вины, стыда и неполноценности. Таким образом, патриархатный дискурс всегда выстраивается в отношениях иерархии и исключения и формирует сознание субъектов таким образом, что оно фиксирует существование двух категорий, наделенных символическими функциями: категорию «мужского» как абсолютного, идеального, и категорию «женского» как иного, маргинального, то есть категории универсальности и вторичности. Универсальность мужчины служит базовым основанием в культуре и проецируется на жизненные ситуации и повседневный опыт. Такая репрезентация реальности воспроизводится веками и изначально дает мужчине право власти и контроля над женщиной, право, в котором уже заложен феномен насилия.
Таким образом, насильственное мышление и насильственная деятельность закрепляются на нескольких уровнях и составляют хорошо отлаженный комплексный механизм формирования и воспроизводства насилия, дискриминации, подчинения, манипуляции и контроля.
Первый уровень касается непосредственно самой лингвистической структуры языка. Наиболее глубокое исследование этого аспекта было проведено в рамках феминистской лингвистической критики, констатирующей факты языкового сексизма. В результате анализа языковых структур выяснилось, что посредством языка игнорируется опыт определенных групп людей, в частности — женщин. Такое исключение приводит к тому, что опыт и практики большого количества «Иных» субъектов вообще выпадают из поля зрения и никак не представлены в социальной мысли. Женщина как маргинальный субъект культуры при таком подходе либо определяется через фаллические значения культуры, либо вовсе не находит в ней выражения. Самым характерным примером, отражающим дискурсивное измерение социальной действительности, являются такие лексические единицы, как «насилие в семье», «сексуальные домогательства» и др. О них заговорили сравнительно недавно, но это не означает отсутствия подобных аспектов насилия до сих пор. Это свидетельствует лишь о том, что совсем недавно произошло именно осмысление, обозначение этих феноменов и выведение их в дискурс. Только через репрезентацию насилие обрело статус онтологического феномена. До языка и вне языка его словно не существовало. То есть мы видим и воспринимаем реальность так, как она представлена или не представлена в дискурсе.
Следующий уровень формирования и закрепления насилия — идеологический. На этом уровне за женщиной закрепляется статус онтологической вторичности. Один из наиболее ярких примеров — христианский религиозный дискурс, длительное время поддерживающий иерархию полов, выросшую на почве античной аристотелевской культуры, рассматривающий женское тело как источник греха и вменяющий женщине глубокое чувство вины. Со времен античности сатирики и моралисты находили удовольствие в изображении женских слабостей, обвиняя женщину во всех грехах. Будучи доминирующей идеологией, патриархатный дискурс пронизывает любую сферу жизни социума.
Третий уровень — институциональный, поддерживающий идеологию посредством социальных институтов и включающий сферу образования, науки, права, средств массовой информации и т. д.
И последний уровень, где, как правило, происходит прямая репрезентация насилия — это уровень социальных практик, то есть повседневной жизни общества, которая поддерживает существующую идеологию путем социализации обоих полов в соответствии с основными патриархатными образцами ролей и статусов. Именно здесь происходят акты манифестного насилия, имеющие разные виды и проявляющиеся в разных формах. При этом по утверждению Кейт Миллет, основным институтом патриархата является семья, поскольку с одной стороны она связывает человека с обществом, а с другой — служит зеркалом общества. Выступая посредником между индивидом и социальной структурой, семья осуществляет контроль и подчинение там, где политические и другие власти оказываются недостаточными. Будучи орудием общества, семья не только побуждает своих членов к приспособлению и подчинению, но и управляет своими гражданами через глав семей. Именно в семье осуществляется контроль над женским телом, поведением и исполнением предписанных ролей.
Таким образом, общество насквозь пронизано определенными социальными парадигмами мышления. Сложность искоренения такого феномена, как насилие, заключается в том, что в обществе оно зачастую воспринимается как норма и не осознается как проблема. Самая сильная форма власти — та, которая не осознается и воспринимается как нечто естественное, изначально данное. Молчаливое соглашение достигается путем социализации, так что оба пола включаются в систему подавления. Как женщинами, так и мужчинами глубоко осознано «чувство своего места» в социуме или, говоря словами П. Бурдье, «социальные дистанции "вписаны" в тело, точнее — в отношение к телу, к языку или ко времени» [2, с. 89].
Практика работы с женщинами, подвергавшимися насилию, и исследовательский анализ их дискурсов, проведенный, например, в Норвегии и Германии, ясно показывают осознание ими своей собственной онтологической вторичности. Наибольшее внимание акцентировалось на двух моментах. Во-первых, на том, как женщина говорит о ситуации насилия. Зачастую под насилием понимаются лишь крайние формы его проявления. Например, после длительных рассказов о постоянном психологическом прессинге женщина говорит, что «настоящее насилие» возникает позднее, подразумевая при этом уже телесные повреждения. Второй момент касается ощущения собственной вины и попытки искать причины совершившегося насилия в себе самой. Многие женщины формируют в себе тем самым глубокие комплексы и сильно от этого страдают.
Эти две тенденции, касающиеся позиции самих женщин, подвергшихся насилию, в большинстве случаев сохраняются. Таким образом, бинарная оппозиция «мужского» и «женского», представленная в дискурсе, формирует особый тип общественного сознания, в котором зафиксировано право мужчины как властелина и место женщины как жертвы. Эта фиксация присутствует не только в сознании субъектов, участвующих в акте насилия, но и всего общества в целом, например, в институтах церкви, полиции, суда и т. д.
Таким образом, становится очевидным, что уровень анализа насилия должен предполагать не только социальные причины и условия, но и культурные предусловия, а, следовательно, должен показать взаимосвязь манифестного (открытой формы применения насильственных действий) и структурного (закрепленного в нормах, образе жизни, культуре и традициях общества) насилия. Исходя из того, что человек зачастую не задумывается о механизмах конструирования его мышления, о процессах гендерной социализации, необходимость раскрытия и анализа этих технологий, а тем самым повышение уровня социального образования приобретает особую значимость.
Цель занятия — научить студентов распознавать манифестное и структурное насилие, понимать их взаимосвязь, видеть культурный и гендерный аспект проблемы.
Оснащение
1. Текст для анализа (см. приложение 1).
2. Текст опросника (см. приложение 1).
3. Схемы (см. приложение 2).
Порядок работы
Этап 1. Работа над вопросами в мини-группах.
Этап 2. Выстраивание схемы.
Этап 3. Анализ текста.
Этап 4. Проведение опроса и анализ результатов.
Этап 1. Работа над вопросами в мини-группах
В группе студентов формируются мини-группы из 3-5 человек. Каждая мини-группа получает список вопросов, которые предстоит осмыслить и выработать готовые варианты ответов. Вопросы для мини-групп
1. Какой смысл вы вкладываете в понятие «насилие»?
2. Какой смысл вы вкладываете в понятие «насильственное мышление»?
3. Как часто встречается насилие в повседневной жизни? Кто может стать жертвой насилия? Почему?
4. Что вы понимаете под скрытой формой насилия? В чем она выражена?
5. Какие виды насилия существуют и в каких формах оно проявляется?
6. В чем проявляется гендерный аспект насилия? Каковы причины такой направленности?
7. В чем вы видите проблему правовой и психологической защиты от насилия?
Первая часть работы заканчивается общим определением понятий «насилие» и «насильственное мышление».
Этап 2. Выстраивание схемы
С учетом продуманных вариантов ответов в процессе обсуждения поэтапно выстраивается схема «Прямое и скрытое насилие: гендерный аспект», основанная на структуре «дерева».
Первый вариант схемы отражает разграничение прямого и скрытого насилия. Второй вариант отражает виды, а третий — виды и формы насилия в семье и обществе (см. приложение 2).
На основе готовой схемы начинается работа по выявлению гендерного аспекта проблемы. Каждый отдельный вид насилия рассматривается в гендерной перспективе. Подчеркивается взаимосвязь прямого насилия («крона дерева») и структурного насилия («ствола дерева»).
Предполагаемые вопросы по схемам
I. Сексуальное насилие
1. В чем вы видите гендерный аспект сексуального насилия?
2. Почему насильниками являются в основном мужчины?
3. Проследите аттитюды преступника и жертвы в отношении сексуального насилия.
4. Объясните взаимосвязь сексуального насилия и других скрытых форм насилия.
II. Экономическое насилие
1. Кто чаще всего становится жертвой экономического насилия? Почему?
2. Как проявляется экономическое насилие на рынке труда и в семейной сфере?
3. Где следует искать корни экономического насилия?
Аналогично рассматриваются другие виды насилия и делается общий вывод о взаимосвязи прямого и структурного насилия.
Этап 3. Анализ текста
Предложенный текст (см. приложение 1) позволяет выйти на различные проблемные слои: отношение к женщине в религии, в правовой сфере, а также в социальной и семейной сферах. Вопросы для анализа
1. Какие виды насилия представлены в тексте?
2. Рассмотрите стратегии каждого действующего лица. Что лежит в основе их поведения?
3. Проанализируйте взаимосвязь физического, психологического и структурного насилия.
Этап 4. Проведение опроса и анализ результатов
С целью выявления у студентов уровня насильственного (ограничивающего возможности и право выбора другого индивида) мышления им предлагается ответить на вопросы с помощью вариантов «да» или «нет» (см. опросник в приложении 1).
Дискриминирующие ответы оцениваются в 1 балл, недискриминирующие — 0 баллов. Максимальное количество баллов — 15, минимальное — 0. Последние три вопроса не подлежат оценке, поскольку предполагают внутреннюю индивидуальную рефлексию.
В итоге, каждый студент индивидуально может оценить свой тип мышления, наличие стереотипов и осмыслить свои результаты.
В процессе последующего обсуждения разрешаются возникшие вопросы и сомнения, делаются основные выводы.
Контрольные вопросы
1. Как вы понимаете фразу: «патриархат — культура насилия»?
2. В чем вы видите гендерный аспект проблемы?
3. Назовите структурные элементы насилия.
4. Как соотносятся между собой манифестное и структурное насилие?
5. Как влияет гендерная социализация на восприятие насилия?
Литература
1. Берн Ш. Гендерная психология. — СПб.; 2001.
2. Бурдье П. Начала. — М.: Socio-logos, 1994. — Гл. Социальное пространство и символическая власть. — С. 181-207.
3. Трошев И. В. Гендерные корреляты непосредственного поведения процесса общения // Журнал прикладной психологии. — 2000. - № 5.
4. Кампания за достижение равенства между мужчинами и женщинами и улучшение положения женщин. — М., 2000.
5. Клецина И. С. Изучение половых различий как направление гендерных исследований в психологии // Общество в гендерной перспективе: Сборник статей / Сост. Е. Г. Луковицкая. — Великий Новгород, 2002. - С. 32-36.
6. Клименкова Т. Насилие как основа культуры патриархатного типа: Гендерный подход к проблеме // Права женщин в России и выборы: Материалы тренинга. — М., 2001.
7. Лауретис Т.-Д. Риторика насилия. Рассмотрение репрезентации гендера // Антология гендерной теории. — Минск: Пропилеи, 2000. - С. 347-372.
8. Ловелле Р. П. Тревожность, страх и насилие, и их жертвы как компоненты человеческой среды начала XXI века // Журнал прикладной психологии. — 2000. — № 1.
9. Миллет К. Сексуальная политика (главы из книги) // Вопросы философии. — 1994. — № 9.
10. Пайнс Э., Маслач К. Практикум по социальной психологии. — СПб., 2000.
11. Ровенская Т. «Виновата ли я...?», или Феномен гендерной вины (на материале женской прозы 80-х — начала 90-х годов) // Гендерные исследования. - 1999. - № 3. - С. 214-224.
12. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. — М., 1993.
13. Сулимова Т. С. Социальная работа и конструктивное решение конфликтов. Раздел II. - М., 1996. - С. 95-114.
14. Kaufmann M. Die Konstruktion von Maennlichkeit und die Triade maennlicher Gewalt // BauSteineMaenner. Kritische Maenner-forschung. Neue Ansaetze in der Geschlechtertheorie. — Berlin, Hamburg, 1996.-S. 138-171.
15. Conell R. Der gemachte Mann: Konstruktion und Krise von Maennlichkeiten. — Leske und Budrich. 1999.
Приложение 1
Письмо жены, которую бьет муж[24]
Мне за тридцать, и моему мужу столько же лет. У меня есть аттестат об окончании средней школы, и сейчас я посещаю местный колледж, пытаясь получить необходимое мне дополнительное образование. Мой муж окончил колледж, он специалист в своей области. Мы оба привлекательные люди и, как правило, нравимся окружающим и вызываем у них уважение. У нас четверо детей; мы живем в доме со всеми удобствами, о каких только могут мечтать люди, принадлежащие к среднему классу.
У меня есть все, кроме жизни без страха. В течение большей части моего замужества муж время от времени меня избивает. Что я подразумеваю под словом «избивает»? Я имею в виду, что он много раз наносил жестокие удары по разным частям моего тела, в результате чего у меня были болезненные синяки, кровоточащие раны, шишки, потеря сознания, а иногда все это сразу (...).
Он швырял в меня стаканы, он пинал меня ногами в живот, когда я была на последних месяцах беременности, он сбрасывал меня с кровати и бил, когда я лежала на полу, — и опять во время беременности. Он порол меня, сбивал с ног, поднимал и снова швырял на пол. Он бил меня кулаками и ногами по голове, груди, лицу и животу столько раз, что я сбилась со счета.
Я получала пощечины за то, что сказала что-то о политике, религии; за то, что ругалась или хотела близости. Он угрожал мне всегда.
После каждого избиения мой муж уходил из дома и не возвращался несколько дней. Очень немногие видели синяки на моем лице или распухшие от побоев губы, потому что после побоев я никогда не выходила из дома — мне было стыдно.
Несколько раз мой муж звонил мне через день-два, чтобы мы могли договориться, какую отговорку мне придумать, когда я вернусь на работу или пойду в магазин, и я выдумывала разные причины.
Конечно, первой реакцией на этот рассказ будет вопрос: почему вы не обратились к кому-нибудь за помощью?
Я обращалась. Вскоре после замужества я обратилась к священнику, который после нескольких моих визитов сказал, что мой муж на самом деле не хотел причинять мне вреда, а просто он запутался и чувствует неуверенность. Он призвал меня быть терпимее и проявить понимание. И что самое главное, мне было сказано простить мужа за побои, так же как распятый Христос простил меня. Я сделала и это.
Но избиения продолжались. В следующий раз я обратилась к врачу. Он дал мне успокоительные таблетки и сказал, чтобы я легче смотрела на вещи. Просто я слишком нервная.
Я пожаловалась подруге, но когда об этом узнал ее муж, он обвинил меня в том, что я или выдумываю, или преувеличиваю ситуацию. Подруге было велено держаться от меня подальше. Она не послушалась, но больше помогать мне по-настоящему не могла. Только за то, что она мне поверила, ее заставили почувствовать себя предательницей.
Я обратилась в специализированную консультацию по семейным проблемам. Там мне сказали, что мой муж нуждается в помощи, и я должна найти способ контролировать ситуацию. Но я не могла контролировать избиения — именно из-за этого я и искала помощи. Оказалось, что на консультациях мне надо защищаться от подозрений в том, что я хотела, чтобы он меня бил, что я провоцировала его к побоям.
Я ходила еще к двум врачам. Один спросил меня, каким образом я провоцирую своего мужа. Другой спросил, неужели мы еще не помирились.
Один раз я позвонила в полицию. Они не только не приехали на вызов, а еще и позвонили через несколько часов и поинтересовались, все ли у нас «уладилось». К тому времени я могла быть уже мертва.
Если это случится снова, то мне некуда идти. Никто не хочет вмешиваться. Все, у кого я просила помощи, почему-то хотели возложить вину на меня и оправдать моего мужа. Я слышала это за всем, что они говорили. Священники, врач, консультант, муж моей подруги, полицейские — все они находили какой-нибудь способ, чтобы оправдать его.
Мужа, который бьет свою жену, не надо «провоцировать». Он набрасывается, когда захочет, и в любой момент находит для этого предлог (...).
Я знаю, что мне надо уходить от него. Но когда идти некуда, полагаешься только на себя. Я поняла, что мне никто не верит, и что я не могу рассчитывать ни на какую помощь.
Текст опросника
|
Вопросы |
Да |
Нет |
1 |
Может ли мужчина быть домашним работником? |
0 |
1 |
2 |
Может ли женщина быть изнасилована мужем? |
0 |
1 |
3 |
Всегда ли в основе сексуального насилия лежит провокация со стороны женщины? |
1 |
0 |
4 |
Может ли среди Ваших друзей оказаться человек гомосексуальной ориентации? |
0 |
1 |
5 |
Выглядят ли смешно старые люди на дискотеке или в ночном баре? |
1 |
0 |
6 |
Может ли пожилая женщина стать жертвой изнасилования? |
0 |
1 |
7 |
Должна ли женщина обязательно стать матерью? |
1 |
0 |
8 |
Должен ли мужчина быть кормильцем семьи и обязательно зарабатывать больше денег? |
1 |
0 |
9 |
Может ли женщина вообще не работать? |
1 |
0 |
10 |
Можно ли оправдать насильника, если сама жертва выступала в роли провокатора? |
1 |
0 |
11 |
Если женщина не работает, находится ли она во власти или под контролем своего партнера? |
0 |
1 |
12 |
Согласны ли вы с понятием «нормальный человек»? |
1 |
0 |
13 |
Всегда ли человек, не соответствующий норме, вызывает у вас осуждение? |
1 |
0 |
14 |
Предпочтительнее ли оставлять ребенка с матерью? |
1 |
0 |
15 |
Должны ли пенсионеры освобождать молодежи рабочие места? |
1 |
0 |
16 |
Подвергались ли вы в жизни прямому насилию? |
|
|
17 |
Ощущали ли вы когда-нибудь внутренний протест против структурного насилия? |
|
|
18 |
Нужно ли менять установленные гендерные стереотипы? |
|
|
Приложение 2
Насилие в семье и обществе