Глава пятая. ДУША И ВЕЩИ

Мы представляем душу как нечто бесплотное, воздушное, материально неосязаемое.

В народном понимании это далеко не так: душа имеет образ и форму человеческого тела.

Она ест и пьет, чувствует жар и холод и живет в тесном единстве с телом. По мере того как

человек растет и взрослеет, душа тоже растет. Однако тут нет полного тождества. Скажем,

душа не буквально поглощает ту же пищу, которую ест человек, а питается духом этой пи-

щи — ее паром и запахом. Если кто-то потерял руку, или ногу, или глаз, или какой-либо дру-

гой член тела, душа эти члены сохраняет в целости. Но когда человек рождается калекой

(допустим, слепым или горбатым), душа его несет те же самые изъяны. Правда, считалось,

что в загробной жизни или после воскресения мертвых и Страшного Суда — все эти телес-

ные недостачи будут восполнены Богом и там, в будущем веке, человек явится в своем со-

вершенном облике.

Душа умершего тоже достаточно телесна. Существовал обычай: пока покойник лежит

в доме, нельзя подметать пол: на пороге можно встретить душу умершего и нечаянно ее за-

пылить и оскорбить. Души умерших представлялись одетыми в то же самое платье, в кото-

ром похоронили покойника. А те, кто подавал милостыню, будут одеты на том свете в пла-

тье, которое они роздали нищим. Похоронить человека в чужом платье рискованно: на том

свете бывшие хозяева могут пожелать вернуть платье, и тогда покойник окажется разде-

тым100.

Когда стрижешь ногти, не следует их разбрасывать или выбрасывать, но необходимо

собирать обрезки и сохранять в одном месте. После смерти они пригодятся — помогут лезть

на тот свет по какой-то крутой горе. И, соответственно, нельзя бить кошек: те из дружбы

снабдят человека когтями, когда ему, после смерти, придется лезть на небо.

Мать-старуха, рассказывали мне недавно, вернулась из бани и, сидя на кровати в ноч-

ной рубашке, расчесывает волосы. Сын замечает, что у старухи на ногах отросли громадные

ногти — очевидно, ей трудно самой стричь. Он предлагает свои услуги. Но мать отказывает-

ся. «Нет, — говорит, — сынок, не надо. Мне скоро помирать. Как же я без ногтей по горе на

небо полезу?!» А ведь богомольная старуха понимала, что тело ее сгниет в могиле вместе с

ногтями, что не в телесном же виде она перейдет на тот свет. Но, вероятно, в ее представле-

нии какие-то свойства физического тела переносятся на душу. И душа, таким образом, снаб-

жается ногтями. Это можно назвать мистическим материализмом или мистическим реализ-

мом.

Душа, переходя на тот свет, должна иметь какой-то телесный минимум. Отсюда ста-

новятся понятными некоторые старинные обычаи в простонародной среде. В случае эпиде-

мий или очень студеной зимой, когда трудно рыть могилу, иногда в одной могиле хоронили

сразу двоих покойников. Тогда слабейшему из них клали палку, чтобы он мог обороняться

от другого мертвеца. А если при рытье могилы случайно наталкивались на чей-то старый

гроб, то в яму кидали деньги, чтобы старый хозяин по-доброму принял нового жильца. В

противном случае мертвецы будут драться за свое место до конца света. С этими же пред-

ставлениями о телесном облике отлетевшей души связаны поминальные обряды. До сих пор

в день поминовения родителей православные люди идут на кладбище и разбрасывают на мо-

гилах кутью — кашу с изюмом. Эту кутью потом склевывают птицы. Но в старину думали,

что эта пища идет душам умерших. Ибо душа человека способна прилетать на землю в обра-

зе птицы. В глубокой древности на Руси вообще полагали, что птицы небесные прилетают на

землю из рая. До сих пор существует народная примета: если какая-то птичка случайно зале-

тела в окно, это предвестие скорой кончины кого-то из живущих в доме. Это с того света

прилетала родная душа в образе птицы — с предупреждением о смерти.

Еще в конце прошлого века в русских деревнях существовал следующий поминаль-

ный порядок. Во время поминального обеда ставили на стол лишний прибор — для покойно-

го. Если после обеда ложка оказывалась немного влажной, это было признаком, что покой-

ный ел.

Все это, вместе взятое, — пища, приносимая умершим, деньги, которые бросали в мо-

гилу, одежда, в которую одевают покойника, — безусловно восходит к очень древним вре-

менам. Как известно по многочисленным раскопкам, знатного человека хоронили вместе с

его конем, оружием, утварью, драгоценностями, с его женой или рабыней, или несколькими

слугами, чтобы он имел на том свете все самое необходимое. Тот свет рисовался достаточно

материально. Эти обряды и обычаи известны по всему миру, в том числе и на территории

нынешней России. Сохранилась очень подробная запись похоронного обряда, которую со-

ставил арабский путешественник и писатель Ибн-Фадлан. В начале X века, в 921 г., он через

Среднюю Азию совершил путешествие в Поволжье, где располагалось тогда Болгарское

царство. Там жили разные племена и народы (болгары, хазары и т.д.), в том числе — племя

по имени русы (не нужно путать с русскими, поскольку, по всей вероятности, это были не

славяне, а тюрки). Но, очевидно, быт и некоторые обряды этих племен не слишком отлича-

лись от славянских языческих обычаев. Ибн-Фадлан лично присутствовал на погребении

знатного руса и оставил на эту тему уникальную запись.

В первую очередь семья покойного предлагала отрокам и девушкам (очевидно, его

рабам и рабыням) вопрос: «Кто умрет из вас вместе с ним?» Находилась девушка, готовая

уйти на тот свет со своим господином. Обреченная на смерть проводит время в пении и в ве-

селии. Приготовления к похоронному обряду растягиваются на много дней и составляют

своего рода торжественный праздник перехода человека в иной мир. И вот, — рассказывает

Ибн-Фадлан, — я прибыл на берег реки (по всей видимости, Волги), на которой находился

корабль покойного. Теперь этот корабль вытаскивают на берег и начинают обряжать. В се-

редине ставят шалаш и покрывают его разными тканями. Умершего руса, роскошно одетого,

извлекают из временной могилы, где он доселе находился, и сажают на скамью, установлен-

ную на корабле. Украшают цветами и плодами, ставят перед ним хлеб, лук и мясо. Появляет-

ся некая старуха, руководящая всей церемонией, — «ангел смерти». Девушка перед смертью

произносит какие-то заклятья. Ибн-Фадлан, как дотошный исследователь, просил перевести,

что говорит в этот момент девушка. «Она, — отвечал переводчик, — сказала в первый

раз: — Вот я вижу своего отца и свою мать. И сказала во второй раз: — Вот все мои умершие

родственники, сидящие. И сказала в третий раз: — Вот я вижу своего господина сидящим в

саду, а сад красив, зелен, и с ним мужи и отроки, и вот он зовет меня, так ведите же меня к

нему».

Затем девушка проходит по ладоням мужчин, которые образуют как бы живой мост.

Когда она вступает на корабль, ей подносят кубок вина или какого-то хмельного зелья. Она

выпивает в знак того, что прощается с подругами. Затем ей подносят второй кубок — она

берет его и долго тянет напиток. А старуха стоит рядом и торопит войти в шалаш. Наступает

решительная минута. Девушка колеблется. Тогда старуха силой вталкивает ее в шалаш, где

сидит и ждет ее мертвый господин. Там ждут ее также двое мужчин. Они берут ее за руки и

за ноги и начинают душить веревочной петлей, а старуха вонзает ей в грудь кинжал. Стоя-

щие вокруг корабля родственники начинают в этот момент бешено бить по щитам, для того

чтобы заглушить крики жертвы… Вечером, на закате солнца, Ибн-Фадлан видел, как на бе-

регу огромной реки запылал костер. «Потом подул ветер, большой, ужасающий, и усилилось

пламя огня, и разгорелось его пылание. Всего час пылал костер — и это было добрым зна-

ком, — душа умершего быстро перешла в загробный мир. Над останками корабля насыпали

курган…»101

В этом описании древнего похоронного обряда следует выделить несколько принци-

пиальных моментов. Прежде всего — принесение человеческой жертвы. Конечно, мы при-

ходим в ужас от подобных сцен, так же как Ибн-Фадлан, который это видел впервые. Однако

для участников церемонии это было делом совершенно необходимым и вполне оправдан-

ным. Сама девушка выразила желание пойти за своим господином. Безусловно, она и раньше

видела такие церемонии и точно знала, что ее ждет. Ее заклинательные формулы — своего

рода откровение. Перед смертью ей как бы открывается загробный мир, где ждут ее души

умерших. И душа самого господина уже сидит в каком-то райском саду. Поэтому и для са-

мой девушки переход в загробный мир не так страшен.

В текстах древней Индии мы находим много доводов в пользу обычая сжигать вдову

вместе с покойником. Причем эти афоризмы произносятся устами женщин: «Жена, которая

после смерти мужа бросается в огонь, — вкушает блаженство на небесах». «Тридцать пять

миллионов волос у человека, столько же лет проживет на небе та, которая последует за сво-

им супругом». «Жена, исполнившая свой долг, спасает супруга, даже если он был виновен во

всех грехах»…

В описании Ибн-Фадлана девушка на корабль переходит по живому мосту, который

образуют сложенные руки мужчин. Интересно, что подобный же мост, сложенный из рук,

применялся до недавнего времени на некоторых деревенских праздниках, уходящих в языче-

скую старину. На проводах весны существовал обычай «вождения колоска». Роль колоска

исполняла девочка с венком на голове, украшенная цветными лентами. Парни и девушки,

взявшись за руки, становились в два ряда и по сомкнутым рукам пускали девочку. Шествие

добиралось до поля, где девочку-колосок ставили на землю и обрывали с нее ленты. Не ис-

ключено, что в прошлом это было символическим изображением жертвы, за которым в со-

всем уже глухой и недоступной нашему взору старине стоял ритуал человеческих жертво-

приношений.

Другая важная деталь в похоронах руса: покойник возносится к небу на собственном

корабле. Корабль или ладья, в которой хоронили, означает плавание по реке или через реку

смерти на тот свет. До сих пор, мы знаем, у многих народов форма гроба напоминает две по-

ложенные одна на другую лодки.

Еще одна важная деталь: перед покойником ставят цветы. Это знак его воскресения,

возрождения за гробом или будущего воплощения на земле путем инкарнации. В первобыт-

ных могильниках археологи иногда обнаруживали следы цветочной пыльцы. Или же следы

красной охры, которая, так же как цветы, знаменовала новую жизнь. Принося цветы или вен-

ки на могилу, мы следуем этому ритуалу, сами того не сознавая. Цветами мы как бы помога-

ем покойнику воскреснуть, возродиться.

В народной жизни сверхъестественное растворяется в естественном и может внезапно

проявиться в любую минуту и в любой сфере природы и быта. Все вещи — даже сделанные

руками человека — ведут собственную жизнь, скрытую от наших глаз. Поэтому они могут

принимать человекоподобный образ, могут что-то говорить или предсказывать, совершать

таинственные поступки. В одной старинной русской былине рассказывается о татарском на-

шествии на Киев («Василий Игнатьевич и Батыга»). Былина начинается со следующего всту-

пления. Мимо Киева пробегают три тура. Они видят под Киевом дивное зрелище:

Выходила девица, слезно плакала,

Она книгу читала евангелью.

Туры бегут к своей матушке — златорогой турице и рассказывают ей об этом, и та от-

вечает:

А и вы глупы туры-те, малы детушки!

Не девица выходила, слезно плакала,

А не книгу читала не евангелью, —

Тут плакала стена городовая,

Она сведала над Киевом невзгодушку102.

Иначе говоря, городская стена может превращаться в какое-то подобие девы, и пла-

кать, и предсказывать. Или, может быть, это выходила и плакала душа стены?

Даже самые обыкновенные предметы домашнего обихода, в которых, казалось бы, нет

ничего чудесного, способны тем не менее вести по временам таинственную жизнь. Недаром

некоторые народные загадки построены как диалог, который ведут вещи. Скажем, Чугунок

разговаривает с Кочергой, тоже имеющей дело с огнем и печью:

Черныш, загарыш, куда поехал?

Молчи, кручено-верчено, там же будешь.

Вещи шушукаются и перемигиваются в избе и весь мир полон подобным переговари-

ванием. Озимое поле спорит с Городьбой, составленной из кривых палок:

— Криво-лукаво, куда побежало?

— Зелено-кудряво, тебя стерегу.

Понятно, что в таком живом и таинственном окружении и появляется какой-нибудь

Домовой или Овинник. Ибо сами вещи несут в себе скрытую духовную и сверхъестествен-

ную энергию, которая как бы спит в них или дремлет и пробуждается время от времени. По-

тому так много народных примет, связанных с вещами. Как если бы вещи обладали каким-то

тайным знанием и заранее подавали сигналы о грозящей неприятности или несли добрую

весть. Например, просыпать соль на столе означает семейную ссору, которая скоро произой-

дет. Нельзя оставлять ключи на столе — это ведет к безденежью, — а нужно класть или ве-

шать их в стороне, в определенном месте. Нельзя здороваться, подавая руку через порог, —

это приведет к непримиримой размолвке. Разбитое зеркало — предвестие скорой смерти.

Разбитая чашка — к счастью. Уронить нечаянно ножик на пол — придет неожиданный

гость — мужчина. Уронить ложку — в гости придет женщина. И такие же сигналы подают

нам и животные, и части нашего тела, и случайные движения, и случайные встречи. Кошка

умывается — гостей зазывает. Чешется левая ладонь — хороший знак: к деньгам. Чешется

кончик носа — в рюмку смотреть: предстоит скорая выпивка. Свистеть в доме нельзя — вы-

свистывать деньги. Пойти куда-то из дому и вернуться, что-то забыв, — не будет пути.

Встретишь по дороге бабу с пустыми ведрами — не будет удачи, идешь по пустому делу.

Встретишь с полными — наоборот: дело, по которому ты идешь, будет полным. Повстречать

на дороге попа — к несчастью. А похоронную процессию — к удаче. Только, чтобы эта уда-

ча была полной, надо посмотрев на покойника, трижды сказать про себя: «тьфу, тьфу, тьфу

три раза, чур не моя зараза!»

В основе этих примет лежит — магия. В виде схемы намечу некоторые черты, прису-

щие магическому миропониманию.

Магия предполагает и исходит из того, что все естественное обладает скрытым

сверхъестественным смыслом, что между материальным и духовным (или душевным) нет

непроходимой границы.

Магия — утилитарна и, таким образом, тесно связана с бытом и с конкретными нуж-

дами народа и человека. Магия — это мистика, но не созерцательная, а прикладная. Воздей-

ствуя на сверхъестественные силы и сверхъестественные свойства вещей, магия всегда ждет

практического применения в жизни. И поэтому она так глубоко укоренилась в народном соз-

нании.

За магическим действием или обрядом стоит метаморфоза, то есть чудесное превра-

щение одной вещи в другую, одного образа в другой. Все может стать всем. Потому что все

и является всем. В основе магии — представление о великом божественном единстве мира,

благодаря которому одна форма легко и мгновенно переходит в другую. Неслучайно во всех

великих мифах и религиях мира так явственно проступает метаморфоза. Всякое чудо — это

и есть метаморфоза. Человек превращается в животное. А бог воплощается в человеческом

образе. Вода превращается в вино. Мертвый — воскресает. Камень источает воду. Осколки

метаморфозы — это наши метафоры — в поэзии и в языке. Когда в русской народное песне

девушка метафорически уподобляется лебедю или яблоне или чему угодно — это значит, в

далеком прошлом девушка имела возможность магическим путем буквально превратиться и

в лебедя, и в яблоню. Ибо, в принципе, в мире все взаимосвязано, все взаимоподобно.

Магия — это наука, это очень точное знание о мире, а совсем не фантазия. Магия —

это связь иррационального с самым что ни на есть рациональным. Поэтому, между прочим,

магические образы, формулы и ритуалы так строго закреплены. Переходя из века в век, они

почти не меняются. Ведь всякая религия для верующего в нее — истина, притом в последней

инстанции. То же самое необходимо отнести к магической вере. И даже в большей степени,

поскольку магия связана с весьма конкретными и практическими задачами, с повседневным

опытом человека. Здесь уже нельзя ошибиться или произвольно нарушить найденное знание.

Так же, как хирург не может произвольно нарушить свое знание о расположении внутренних

органов человека. Это привело бы к величайшим несчастьям.