Глава седьмая. КОЛДУНЫ И ЗНАХАРИ

В старину к простейшей магической помощи прибегало на Руси почти все население.

Но были в этой сфере и свои специалисты, занимавшие в обществе и в народном сознании

особое место и положение. Это — колдуны и колдуньи, ведуны и ведьмы, ворожеи и знаха-

ри. Все они характеризуются своей исключительностью в магическом искусстве, куда более

сложном, тонком и порою страшном, чем обычная крестьянская практика. Поэтому их мож-

но объединить, независимо от оттенков, вокруг фигуры колдуна.

Колдовство и все его варианты предполагают тесное знакомство с какой-то древней,

высшей и тайной наукой. Об этом прямо говорят и некоторые названия этих занятий. Ведь-

ма — та, которая ведает. Знахарь — тот, который знает. Короче говоря, в основе своей это —

профессиональные маги и волшебники, которых в далеком языческом прошлом называли на

Руси — волхвами. По-видимому, это жрецы славянского язычества, своего рода духовенст-

во. И вместе с тем это люди, наделенные в той или иной степени сверхъестественной силой,

способные предсказывать будущее и совершать некоторые чудеса. Оттого их также называли

кудесниками, а позднее — чародеями и колдунами. Когда-то они пользовались громадным

влиянием в обществе. Ведь колдун стоит у самых истоков магической религии. Это мудрец-

первосвященник, проводник племенной традиции — нравственной, религиозной и поэтиче-

ской, — хранитель веры, носитель тайных знаний и мистических ритуалов. Не исключено,

что колдуны в каких-то случаях играли или совмещали роль верховного правителя племени.

Это впоследствии понятие колдун стало таким одиозным. Но первоначально оно соединяло

все самое высокое в человеке. Об этом свидетельствуют даже некоторые русские былины,

хотя былины, мы знаем, испытали на себе сильное и многовековое воздействие христиан-

ской истории, резко отрицательное по отношению ко всяким волхвам. Например, былины о

Вольге, соединившем богатырскую силу с высокой образованностью и хитрой наукой маги-

ческих превращений, с искусством волшебства и оборотничества.

Похотелося Вольге да много мудростей:

Щукой рыбою ходить Вольге во синих морях,

Птицей соколом летать Вольге под оболоки,

Волком рыскати во чистых полях113.

В другой былине «Добрыня и Змей» речь идет о киевском князе Владимире, у которо-

го огненный змей похитил любимую племянницу. Владимир на выручку племянницы скли-

кает все лучшие силы своего государства:

Ай же вы мои да князи-бояре,

Сильны русские могучие богатыри,

Еще все волхи бы, все волшебники!114

Допустимо заключить, что в отдаленные времена волхвы и волшебники входили в

элиту общества, наряду с самыми прославленными воинами и государственными мужами.

Потом все изменилось, и бывшие мудрецы и пророки стали колдунами (с дурным и неприят-

ным оттенком этого слова), ушли на далекую периферию русской жизни, где влачили неле-

гальное или полулегальное существование. Бывали колдуны тайные, а бывали более или ме-

нее явные, которые зарабатывали на хлеб своей профессией. Перед лицом церкви и государ-

ства они скрывались. Однако в народной среде (в особенности в глухих местах) они сохра-

няли за собой большой авторитет, хотя им уже приписывалась тайная связь с нечистой силой

и сопутствовала самая недобрая молва.

Колдун, каким он дошел до нас по описаниям XIX века, это человек старый или хотя

бы пожилой, с длинными седыми волосами, с нечесанной бородой, с неостриженными ног-

тями. Чаще всего — безродный и бессемейный, живущий где-то на отшибе, на краю деревни.

Появляясь на людях, колдуны внушительны и строги и производят гнетущее впечатление.

Они неразговорчивы, замкнуты, держатся всегда в стороне и ни с кем не водят дружбы, го-

ворят отрывисто, иногда грубо, а смотрят исподлобья — «волчьим взглядом».

Русские исследователи-этнографы, которые собирали и записывали эти сведения, бы-

ли, как правило, рационалистами. Они не верили в колдовство и считали колдунов наглыми

обманщиками. Саму эту мрачную внешность колдуна и его дикие манеры они трактовали

как своего рода личину или маску, как способ напустить на себя еще большую таинствен-

ность и тем самым приобрести влияние в темном народе. Я не склонен сводить эту сложную

проблему к обману и маскараду. У колдунов были свои причины чуждаться людей. Ведь

колдун был, действительно, отщепенцем в народе и в обществе, колдунов подозревали в са-

мых страшных грехах, власти их в течение многих веков преследовали и истребляли; да и

сам народ иногда прибегал к избиению или даже к сожжению колдуна, которого подозрева-

ли в чем-то особенно опасном. Естественно в этих условиях быть человеком нелюдимым и

одиноким, прибегая, чтобы защитить себя, к помощи страха.

Колдун в народном представлении почти всемогущ. Он способен погубить урожай и

напустить мор на людей и на скот. Колдун умеет оборачиваться волком и превращаться в

других зверей и птиц. Согласно народным преданиям, случалось, что рассерженный колдун

всю свадьбу, которая ехала в церковь, превращал в стаю волков, и та разбегалась по лесам и

навсегда исчезала. Разумеется, все это колдун делает посредством нечистой силы, заложив

собственную душу черту. Потому смерть колдуна тяжела и страшна. Это долгие предсмерт-

ные муки и судороги, посланные колдуну за его грехи. К тому же он не может уйти из мира,

не передав кому-нибудь свой колдовской опыт, свои магические знания. Он должен оставить

после себя другого колдуна. И вот колдун перед смертью старается кому-нибудь навязать

свою волшебную силу, иначе ему предстоит долго мучиться, да и земля его не примет, и он

будет выходить из могилы и вредить людям.

Передача колдовского наследия происходит просто: ему достаточно передать из рук в

руки какую-нибудь вещь или только притронуться, сопроводив это заклятием. Опытные лю-

ди старались ничего не брать из рук больного колдуна, даже когда он приходился им родст-

венником. И если больной колдун просил пить, ему приносили воду в ковшике, но не давали

из рук в руки, а ставили рядом, так чтобы он сам мог дотянуться. Рассказывают такой случай

(по записи XIX века). Умирает колдун, страшно мучается и не может умереть. Тогда он под-

зывает к себе какую-то девку, протягивает к ней руку и говорит: «На тебе!» Но та догада-

лась, в чем дело, и отвечает: «Отдай тому, у кого взял!» Застонал он, заскрипел зубами, по-

синел весь, глаза налились кровью. А в этот момент пришла колдуна проведать его племян-

ница. Он и к ней обращается: «На, говорит, тебе на память!» Та, спроста, ничего не понимая,

протянула руку и приняла от него пустую ладонь. Колдун захохотал и умер. А племянница

невольно стала колдуньей115.

На Руси различались колдуны добровольные и невольные (не считая тех колдунов,

которые прямо так и рождались колдунами). Невольные колдуны сами не заключали сделки

с чертом, они стали колдунами нечаянно, сами того не желая и не подозревая, на манер вот

этой племянницы, которая сдуру протянула руку кому не надо. Для невольного колдуна воз-

можно церковное покаяние и спасение. В старину случалось, что невольных колдунов отчи-

тывали священники (читали над ними молитвы, освобождая от колдовской чары), их отма-

ливали в монастырях. Но для добровольного колдуна спасения нет.

Колдовство это, собственно, вид сверхъестественной энергии, которая, наподобие

электричества, пронизывает все и способна всюду проникать путем малейшего контакта. От-

сюда опасность и распространенность колдовства в Средние века, несмотря на все преграды

и противодействия со стороны Церкви, государства и самого общества. С большим основа-

нием можно предполагать, что колдовство это магическая религия, которая издавна была

присуща всему человечеству, а теперь, в условиях победившего христианства, загоняется

внутрь и делается составом души человека и, случается, преображает его в колдуна или в

ведьму, которые, может быть, действительно обладают какой-то сверхъестественной силой.

На Руси считалось, что сам взгляд колдуна или его прикосновение способны вызвать

неизлечимую болезнь или наслать на человека какое-либо несчастье. Поэтому колдуна за-

дабривали, одаривали и — в ответственных случаях, например, на свадьбу — приглашали в

дом и угощали как самого первого и почетного гостя, чтобы колдун не напортил молодым в

их будущей, новой судьбе. А также для того, чтобы он все проверил и предотвратил возмож-

ные злые чары со стороны какого-нибудь другого колдуна. А вместе с тем за колдунами при-

стально следили, на колдунов охотились, колдунов выискивали, с тем чтобы предотвратить

несчастья. Задача осложнялась и обострялась тем, что многие колдуны себя не объявляли, а

существовали скрытым образом, в виде обыкновенных мужиков и баб. Особенно — ведьмы.

Ведьмы — прямая родня колдунам, но действуют они в женском образе и более

скрытно. Они тайно сожительствуют с нечистой силой, занимаясь тем уже колдовством. Но

у ведьм на Руси, помимо общих с колдунами занятий, существовал особый, бабий промысел.

Ведьмы тайно выдаивали коров или высасывали из них молоко. Возвращается, к примеру,

вечером корова домой, после того как долго паслась где-то в лесу, а молока у коровы нет.

Значит, ее выдоила ведьма. И живет эта ведьма где-то поблизости, в виде злой и завистливой

соседки…

Для поисков и обнаружения колдунов имелись разные способы — тоже магические.

Лучший из них — «вербная свеча» — свеча из храма, которую брали в «вербное воскресе-

нье», в праздник въезда Христа в Иерусалим. Стоит посмотреть на колдуна при свете «верб-

ной свечи», как тот предстанет вверх ногами, обнаруживая свою истинную сущность, ибо

любая нечистая сила — это противоположность Божьему образу в человеке, и поэтому она

все делает наоборот и навыворот — вверх ногами.

Но колдуны иногда заходили в церковь — правда, делали это редко и неохотно, для

того чтобы спрятать свои следы и выглядеть как все прочие православные христиане. Чтобы

распознать колдуна в церкви, следует с собой захватить палочку рябины. С помощью этой

палочки сразу видно, что колдун, хотя и присутствует в Божьем храме, но на самом-то деле

стоит спиною к иконостасу. Тут его можно и обнаружить… Но из этого, увы, следует, что с

колдунами боролись колдовскими же способами…

На Руси также бывали казни, сожжения колдунов и ведьм. Правда, не с таким разма-

хом, как это происходило в Западной Европе в конце и после Средних веков, при участии

инквизиции. Но, например, в XV веке, в Пскове, во время морового поветрия сожгли живьем

12 ведьм. Конечно, Русь отличалась от Европы меньшими масштабами в охоте на колдунов,

но большей продолжительностью этих занятий. Мы и здесь, как всегда, отстали от Запада, и

преследование колдунов несколько затянулось: во всяком случае, в конце XVII века колду-

нов на Руси еще жгли. Известен случай, когда подвергли жестокой пытке, а потом сожгли

простого мужика по подозрению в том, что он напускает на людей икоту: люди рядом с ним

ни с того ни с сего начинали вдруг икать. Официальные казни колдунов практиковались и в

начале XVIII века. Пока власти не вспомнили, что Россия все-таки государство европейское,

просвещенное, и не прекратили эти преследования.

Однако простой народ продолжал верить в колдовство и по-своему расправлялся с

ведьмами и колдунами. В одном свидетельстве самого конца прошлого века, 1899 года, со-

общалось, что в деревне Орловской губернии чуть было не убили женщину, которую сочли

за ведьму. А дело было так: какая-то крестьянка, по имени Татьяна, поругалась на улице с

другой бабой и пригрозила, что ее «испортит». На эту угрозу — «испортить» — явились му-

жики со строгим запросом и стали требовать от Татьяны откровенного признания — ведьма

она или не ведьма. В ответ Татьяна пообещала, что превратит их всех в собак. Тогда ее нача-

ли бить и тут же решили проверить, есть ли у нее хвост. И если есть хвост — оторвать. Дело

в том, что ведьмам полагается иметь маленький хвост. Напрасно муж Татьяны, честный му-

жик, за нее вступался и уверял, что никакого хвоста у нее нет. Мужа тоже побили, хвоста у

Татьяны не нашли, но, сильно избитую, связали и отвезли в город, в тюрьму. Но в городе

сказали, что за такие дела мужикам может влететь от начальства, так как, было сказано, —

«теперь в колдунов и ведьм верить не велено». Мужики были крайне обескуражены и в итоге

порешили всем миром, что Татьяна просто-напросто околдовала начальство, и впредь по та-

ким делам лучше не обращаться в полицию, а нужно расправляться с ведьмами своим судом.

Или: в одной деревне Калужской губернии (тоже в конце прошлого века — начале

нынешнего) семилетняя девочка Саша объявила родителям, что она ведьма, и что каждую

ночь вместе со своей теткой Марьей, старой ведьмой, она летает на Лысую гору под Киев,

куда согласно народным повериям по ночам слетаются на свои сборища ведьмы и черти.

Саша рассказала, как это происходит:

«— Когда все заснут, погасят огни, тетка Марья прилетит сорокой и застрекочет. Я

выскочу, а она бросит мне сорочью шкуру, надену я ее — и полетим. На горе скинем шкуру,

разложим костры, варим зелье, чтобы людей поить. Слетается баб много: и старых, и моло-

дых. Марье весело, свищет да пляшет со всеми, а мне скучно в сторонке, потому что все

большие, а я одна маленькая»116.

Картина, как видите, весьма реалистическая. Встревоженный отец повел девочку к

священнику, чтобы тот ее исповедал и причастил. Однако семилетняя Саша от исповеди от-

казалась. Она заявила — буквально: «Ведьмы не молятся и не исповедуются!» И, войдя в

церковь, демонстративно повернулась спиной к иконостасу. По счастью, священник оказался

просвещенным и добрым человеком и сказал, что все это пустая болтовня ребенка, на кото-

рую не стоит обращать внимания. Но по деревне пошла молва, и бедную тетку Марью нача-

ли травить — подсматривать за ней, кидаться камнями — за то, что она совратила девочку. В

результате от горя тетка Марья заболела чахоткой и вскоре померла. Прошло 15 лет. Девочка

Саша выросла и теперь всех уверяет, что ее детские рассказы были просто выдумкой. Но ни-

кто ей не верит. И хотя она девка хорошая, никто на ней жениться не хочет. Еще бы — кому

захочется жениться на ведьме?

По поводу всех этих историй с ведьмами и колдунами русские этнографы прошлого и

нынешнего века утверждают, что все это плод народной фантазии и народного невежества.

Либо это какие-то истерические выдумки, вызванные желанием кому-то пригрозить или

представить себя в таинственном свете. На этот счет я не в силах дать окончательного отве-

та. По-видимому, помимо прочего, какой-то комплекс колдуна и ведьмы существует в чело-

веческом сознании или в подсознании и время от времени, при удобных обстоятельствах, у

кого-то проявляется. Поэтому колдовские традиции оказались такими живучими. Известны

случаи, когда — в прошлом столетии, во время моровой язвы — русские бабы ночью всей

деревней садились верхом на метлы и на лопаты и таким хороводом ведьм объезжали дерев-

ню. Они воспроизводили какое-то древнее магическое действо во спасение деревни, хотя и

понимали, вероятно, что уподобляются нечистой силе.

Определенно и четко стремятся отделить себя от колдунов и от нечастой силы знаха-

ри, основная специальность которых — врачевание людей и животных. По сути дела, это на-

родные врачи, и хотя в народе порой считают, что они все-таки знаются с нечистой силой,

если не прямо, то косвенно, — сами знахари это упорно отрицают. По-видимому, для этого у

них были серьезные причины и помимо страха. И внутренне, субъективно, и на самом деле

знахарь разительно отличается от колдуна.

На Руси в старину знахари не прятались, не скрывались и не напускали на себя мрач-

ную таинственность, как это свойственно колдунам. Приходящих к ним за помощью они

встречали приветливо, ласково и без креста и молитвы не приступали к делу. Крест у них

всегда на первом месте. Крест они опускали в воду, прежде чем читать свои заклинания. И

при этом приговаривали: «крест-креститель, крест — красота церковная, крест вселенный —

дьяволу устрашение, человеку спасение»117. Хотя знахарство это тоже, в сущности, разно-

видность колдовства, за колдовство в собственном смысле слова знахари не брались. Они

решительно отказывались от всякого злого дела — от магических слов и действий, направ-

ленных во вред другому человеку. Поэтому знахарь может помочь освободить человека от

«порчи», которую наслал какой-нибудь колдун. Но сам насылать «порчу» знахарь никогда не

станет. Знахарь охотно возьмется «снять тоску» с человека, который лишился любви или ко-

торого кто-то к себе насильственно приворожил. Но заставить кого-то полюбить знахарь не в

состоянии. Потому что это значило бы напустить «присуху» — а это грех и привилегия кол-

дунов.

И дело не только в терминах — «присуха», «снять тоску» или «приворожить». Сама

любовь, как чувство исключительное, а тем более внезапная незаконная любовь, понималась

как болезнь, которую кто-то наслал путем колдовства. Значит, кто-то испортил девку или

парня, наслав на него «присуху» — любовь в виде безумия, какой-то любовной болезни, ко-

торая иссушает человека и не дает ему покоя. Как поется в русской народной песне, где мо-

лодой человек обращается к возлюбленной девушке, упрекая ее в том, что, дескать, она ему

«раскинула печаль по плечам и пустила сухоту по животу»118. Здесь мы опять-таки имеем со-

единение естественного со сверхъестественным и телесного с душевным. Отголосок этих ма-

гических представлений мы слышим даже в современном языке: «она меня приворожила»

или «он ее заворожил».

В переводе на язык европейского, интеллектуального оккультизма, знахари занима-

лись «белой магией», а «черной магией» (вперемешку с «белой») занимались колдуны. «Бе-

лая магия», в отличие от «черной», не противопоставляет себя христианской религии, хотя и

пользуется какими-то магическими и колдовскими средствами, восходящими к языческой

древности. Но белая магия творит добро, а не зло. При этом она никогда не употребляет ма-

гию в собственную пользу.

Интересно в этой связи отметить, что русские знахари, как правило, за свою помощь

брали со своих клиентов очень мало денег. По расценкам конца XIX века — 5–10 копеек, да

и то при этом приговаривали, что берут эти копейки Богу на свечку. А подчас и вообще отка-

зывались от всякой оплаты за свои труды. Приговаривали: «дело Божеское — за что тут

брать?» Они полагали, по-видимому, что за доброе дело нельзя брать деньги и творили свое

добро почти бескорыстно — еле-еле собирая на свой прожиточный минимум.

Это представляет знахарей в очень хорошем свете. Иногда — даже в лучшем свете,

чем рисовались в глазах народа деревенские попы, взимавшие с населения обязательные по-

боры. А кроме того, знахари действительно обслуживали в России все население в качестве

единственной медицинской помощи. Вплоть до начала XVIII века знахари на Руси лечили

все сословия, включая высшие классы. И потому знахари держались так открыто и знахарей

было так много, в отличие от колдунов. В энциклопедии Брокгауза и Эфрона указано, что в

настоящий момент (т.е. в конце XIX века) знахарей в России много больше, чем профессио-

нальных врачей. Можно представить, сколько же было знахарей в более отдаленные време-

на.

Знахари подчас были действительно знатоками всяких лекарственных трав и снадо-

бий и, возможно, порою в этом знании природных средств где-то и в чем-то превосходили

современную медицину. Но лечение состояло не только в лекарствах. Над всеми лекарства-

ми, а также над больными непременно произносились заговоры и заклинания. Без этого про-

изнесения лекарство само по себе не имело никакой силы. Заклинания произносились полу-

шепотом. Потому знахарей на Руси называли — шептунами. Текст заговора произносился

шепотом, а не громко, потому что предполагалось что, если это услышит непосвященный

человек, заговор потеряет силу. Кроме того, главная тайна излечения должна оставаться дос-

тоянием одного знахаря как человека, владеющего этой тайной и этим знанием. Понятие

тайны и понятие знания — сливались.

К этому следует прибавить, что болезни в старину рассматривались совсем не так, как

в наше время. Болезни подчас представлялись в виде олицетворенных живых существ, кото-

рые овладевают больным, наподобие злой силы. Изгнать болезнь значило ее чем-то устра-

шить или уговорить, для чего и произносились все эти заклятия и производились определен-

ного рода действия. Например, распространенная в народе болезнь под названием «утин».

Утин — сильная ломота в спине или в пояснице. Лечилась эта болезнь следующим образом.

Больного клали на порог избы животом вниз. Знахарь брал в руки тупой косарь (или ко-

сырь — большой тяжелый нож, которым щеплют лучину и скребут полы в доме) и этим ко-

сырем поколачивал спину больного, вступая при этом в переговоры с утином, спрашивая его

и выслушивая ответы. Это заговор такого рода: «Что рублю? — Утин секу. — Руби гораздо,

чтобы век не было». Иначе сказать, сопровождая массаж магическими действиями и закли-

наниями знахарь старается напугать болезнь и заставить ее покинуть больного.

Знахарство это такое же колдовство, но только с добрыми целями и намерениями.

Можно предполагать, что в отдаленные языческие времена колдуны вовсе не были злыми

людьми, какими они прослыли впоследствии, но трудились на благо общества, служа ему

верой и правдой.

В заключение перескажу историю об одном из последних колдунов, слышанную

мною на Севере, в начале 60-х годов, в глухой лесной деревушке. К этому времени колдун

уже два года как умер. А история произошла за пять лет до того. Рассказчик, веселый малый,

матерщинник, с партбилетом в кармане, все приговаривал, что не верит ни в богов, ни в чер-

тей (но все же выкинуть иконы из дома по требованию райкома воздержался — из уважения

к старухе-матери). После всех партийно-матерных атеистических отступлений я не сомне-

вался в правдивости его повествования… Тогда он был колхозным пастухом, и у него пропа-

ла корова. Трое суток он ее разыскивал, зная все эти леса как свои пять пальцев. За потерю

коровы с него взыскали бы по закону в четырехкратном размере ее стоимости, и денег таких

у него не было. Отчаявшись, решил обратиться к колдуну. «Ну, думаю, мать-перемать, если

колдун не поможет — повыкидаю из дома всех богов!..» Колдун жил один, на отшибе, в сто-

роне от деревни. Однако, зайдя к нему, пастух почему-то оробел. Стоит на пороге, молчит. А

колдун и спрашивает: «Что ж ты пришел с пустыми руками?» Парень полез было в карман.

А колдун, будто все уже знал, повторяет: «Что ж ты с пустыми руками? На что корову ста-

нешь привязывать?» Догадался. Сбегал в сельмаг, купил веревку. А колдун и говорит: «Сту-

пай теперь на такое-то болото. (А я там десять раз уже все кусточки облазил!) Но не вздумай

на тропочке, пока идешь, срезать какую-нибудь ветку. Ты рог у коровы срежешь! Присядешь

отдохнуть — помни — ты на корове сидишь! Ножик воткнешь в землю — в корову во-

ткнешь!» Денег колдун не взял. И, действительно, в том болоте завязла эта корова. Истощала

вся, не может вылезти. Мычит. «Да я ж там все кусточки… Как ее волки не задрали?…А я

все ж ни в каких богов не верю. Потому что, мать-перемать, я партийный человек…»

Что самое удивительное в этом рассказе? Не прозорливость колдуна. Случаи яснови-

дения, в конце концов, известны. А вот что: нельзя по дороге ни срезать ветку, ни воткнуть

нож в землю — все окажется коровой. Корова словно распространяется на всю природу, из

которой колдун ее извлекает, поместив и сосредоточив в вышеозначенном болоте. Как он это

сделал? Вспоминается заговор: «Умываюсь росою, утираюсь солнцем, облекаюсь облаками,

опоясываюсь чистым и звездами…»119 И потом уже из этого вселенского, пантеистического

состояния, из воздуха, из космоса, рождается некая форма. Проще говоря, колдун сначала

вбирает в себя все, чтобы затем задержаться на какой-то искомой корове.