Глава пятая. РАЦИОНАЛИСТИЧЕСКИЕ СЕКТЫ. ДУХОБОРЦЫ И МОЛОКАНЕ
Старообрядцы принадлежат к православию. И при всех отклонениях от православия в
отдельных сектах сами себя, — во всяком случае, — они рассматривали православными
людьми. Притом — истинно-православными, единственно-православными. Два других на-
правления — рационалистическое и мистическое — православными себя не считают и в от-
крытую рвут с православным обрядом.
В отличие от старообрядчества, происхождение рационалистических и мистических
сект теряется в глубокой тени. Мы точно знаем — когда, почему и как началось старообряд-
чество. Оно повелось с реформы Никона в середине XVII столетия. Но о происхождении
двух других направлений с такой же точностью говорить затруднительно. Некоторые иссле-
дователи полагали, что рационалистические секты пришли в Россию с Запада, а мистиче-
ские — с Востока. Такое деление очень соблазнительно, но полностью обосновать его фак-
тами невозможно. Ибо и рационалистические, и мистические секты, помимо чужеземных
влияний, имеют собственно русские корни и оформляются как типично русские народные
секты. Возможно, зачатки этих течений или их тенденции существовали в России давно, чуть
ли не с первых веков принятия на Руси христианства. Однако широко и отчетливо они обна-
ружили себя сравнительно поздно — с конца XVII и начала XVIII века. Толчком к их актив-
ной жизни послужил раскол. Это был исторический шок, пережитый русским народом. Цер-
ковь распалась на две части, и было непонятно, какая из них правильная. Или, может быть,
обе они ошибаются? И надо искать какие-то третьи и четвертые решения? Рационалистиче-
ские и мистические секты как бы махнули рукой на это раздробление церкви и начали делать
собственные выводы — вне православия…
Здесь не всегда возможно провести строгую границу. Ведь все эти люди не просто
что-то изобретали, но искали правду и, случалось, переходили из одной веры в другую — в
поисках более правильной и лучшей веры. Отсюда такие странные и внезапные колебания в
истории раскола. Известны эпизоды, когда кто-то — обычно это был человек очень религи-
озный и начитанный в Священном Писании — сначала выступал как истовый старообрядец,
переходя из одного согласия в другое. Затем рвал со старообрядчеством и становился сто-
ронником, а то и основоположником какой-нибудь рационалистической секты. И, наконец,
от рационалистического пути переходил на противоположный, ярко выраженный мистиче-
ский курс.
Подобно старообрядчеству, рационалистическое направление тоже распадается на
множество сект или церквей. Но суть его, при всех разновидностях, заключается в том, что
все церковные авторитеты, старые и новые, все церковные установления и обряды, за ис-
ключением Св. Писания, решительно отбрасываются. Эти секты хотят вернуться к Христу,
минуя историческое развитие Церкви. Да и Св. Писание у них подчас получает рассудочное
или аллегорическое истолкование, приспособленное к разумным человеческим понятиям.
Скажем, допускалось, что Иисус Христос это не Бог, а человек, наделенный божественным
разумом. Воскресение следует понимать не буквально (не в том смысле, что Христос телесно
воскрес), а духовно, иносказательно. Это значит, что и каждый человек еще при жизни дол-
жен воскреснуть духовно и нравственно, просветив собственный разум. Это уже нечто прин-
ципиально другое по сравнению с православной традицией — как старого, так и нового ве-
роисповедания.
Разрыв с церковной традицией давал повод сближать эти секты с западным протес-
тантством. Но секты западного образца возникают в России лишь в XIX веке. А собственно
народные секты рационалистического толка появились значительно раньше.
Первая из них — духоборцы — стала известной с середины XVIII века. Название «ду-
хоборцы» придумано враждебной им православной церковью. В том значении, что «духо-
борцы» борются со Св. Духом, отрицая иконы и другие церковные правила и предписания.
Сами же представители этой секты именовали себя просто «христианами». Впрочем, позднее
не возражали они и против названия «духоборцы», повернув это значение в собственную
пользу. Поскольку они выступали противниками всякой религиозной обрядности, то и объя-
вили себя поборниками духа. В их псалме сказано: «Потому и духоборец, что духом Богу
служим… духа забрали, от духа берем и духом бодрствуем»200.
Православие они считают идолопоклонством, согласно духоборческой поговорке:
«Церковь не в бревнах, а в ребрах» (церковь находится внутри каждого истинно верующего
человека). Или: «Мы есть живые храмы Божии». Крещение они отвергают, утверждая, что
креститься следует не водою, а страданием или словом Божиим. И во время молитвы не кре-
стят лба, говоря, что молиться надо не рукою, а мыслью, духом и словом. Заключение брака
у них не предполагает никакого обряда, а требует лишь взаимной любви. По отношению к
церковной и государственной власти духоборцы не были так отрицательно и враждебно на-
строены, как старообрядцы. Но, будучи довольно лояльными, они как бы игнорировали
власть. При встрече с начальством не снимали шапок, как было принято у русских мужиков.
По мнению духоборцев, все люди равны, и поэтому в идеале на земле не должно быть ника-
ких властей — ни светских, ни духовных. Не нуждаются во властях прежде всего сами духо-
борцы, поскольку и так живут, как подобает жить. Если и нужны какие-то власти, то лишь
для сынов мира сего — чтобы не истребили друг друга. Соответственно, власть царя имеет
касательство только к злым людям — к ворам и разбойникам — ради их обуздания, но не
распространяется на добрых людей. Отрицая войну и присягу, духоборцы отказывались слу-
жить в армии.
Мы относим духоборчество к рационалистическому направлению веры, однако с за-
метной примесью мистических элементов и черт. Признавая Св. Писание, духоборцы выби-
рали оттуда лишь то, что считали себе полезным и толковали весьма произвольно. Ибо это,
по их представлениям, книга видимая, тленная и мертвая. В нее вкралось много ошибок, по-
скольку все, что исходит от человека, не может быть совершенным, а евангелисты были
людьми и часто искажали правду. По этому поводу духоборцы говорили, пользуясь народ-
ной этимологией и устанавливая значения слов по звуковому сходству: евангелист Матфей
«много намотал» (т.е. много прибавил лишнего), Марк — «намарал», а Лука — «лукавил».
В итоге главным источником истинной веры духоборцы признают не Св. Писание, а
устное живое предание, которое передается из поколения в поколение и хранится по частям
в сердцах и в памяти духоборцев. Оно — плод божественного откровения и живет в душе
человека, просвещая его разум. Оно именуется у них «Животной книгой» — в значении жи-
вой книги и книги жизни — и ставится куда выше Библии. Фактически «Животная книга»
это сборник духоборческих псалмов, составленный из некоторых псалмов царя Давида, из
некоторых изречений Св. Писания, а также из собственных, духоборческих сочинений мо-
литвенного характера. Это и есть молитвы, которые они читают и поют на молитвенных соб-
раниях. Но сами духоборцы уверены, что все песнопения в «Животной книге», слово в сло-
во, непосредственно восходят к царю Давиду. И потому они передают их из уст в уста, и
обучение этим псалмам ведется с самого раннего возраста, едва ребенок начинает говорить.
Самого же Христа духоборцы понимают по-разному. Одни полагают, что Христос это
божественная сила, обнаруживающая себя в природе и в людях праведных. Сначала Он про-
являлся в благочестивых людях Ветхого Завета, затем в апостолах и, наконец, в духоборцах.
Другие учат, что Христос это Сын Божий, но в том же значении, как называли себя сами ду-
хоборцы, — то есть обыкновенный человек, просвещенный божественным Словом. Духо-
борцы говорили: «Наши старики знают еще больше, нежели Христос». Вот образец теорети-
ческих рассуждений духоборцев, построенный также во многом на игре слов в духе народ-
ной этимологии: «Распяли Христа жиды, а жиды, значит, жители, а жители эти — право-
славные. Распявши, они одумались, сознали свою вину и, чтобы загладить ее, стали покло-
няться Христу Мертвому, т.е. кресту и Его иконе. Живой же Христос, скрывшись от них, пе-
реселился сначала в апостолов, а потом в их преемников — избранный духоборческий род и
с тех пор постоянно пребывает в этом роде, переходя от предков к потомкам…»201
Чтобы войти в эту логику, следует принять во внимание, что духоборцы придержива-
лись учения о перевоплощении душ и считали, что все человеческие души созданы Богом
еще до сотворения мира. Потом, из-за своей гордыни и стремления к славе, они пали духов-
но и в наказание за это стали посылаться на землю, как в темницу, и облекаться плотью. По
смерти одного тела душа переходит в другое. У праведных — в тела людей, у грешников —
в животных. Смерть они никогда не называли «смертью», а называли «изменением», и пото-
му говорили, если кто-то умирал: «брат наш изменился».
Исходя из того же учения о метампсихозе, духоборцы полагали, что у человека нет и
не может быть никакого земного отца: у души, сотворенной как образ Божий, один отец —
Бог. Собственных же родителей они никогда не называли отцом и матерью, но обращались
по имени, подчас уменьшительному — Ваня, Петя. Или величали родителей «старичком» и
«старушкою», поскольку, по звуковой аналогии, старики стараются для своих детей. Моло-
дую же мать называли няней — потому что она нянчит детей. Мужья именовали жен сестра-
ми, а те, в свою очередь, мужей — братьями.
Духоборцы долгое время почитались образцом нравственности: у них не было ни во-
ровства, ни пьянства, они исправно платили подати государству, славились трудолюбием и
любовью к ближнему. Они были жалостливы даже к домашней скотине и никогда ее не би-
ли — вероятно, потому, что и в животном может обитать человеческая душа…
Тем не менее им тоже случалось переживать жестокие внутренние распри религиоз-
ного порядка, иногда под влиянием соседних, конкурирующих сект и течений. Им тоже до-
велось перенести раскол уже на почве духоборчества. Раскол — заразителен.
Для исследователей раскола первым фактом существования и обнаружения новой
секты становится не какой-то ее манифест или программа — ведь все эти секты на первых
порах тайные и не спешат объявить о своем существовании. Фактом обнаружения новой сек-
ты становятся, главным образом, документы церковно-полицейского розыска и, следова-
тельно, начавшиеся на эту секту гонения со стороны официальных лиц и властей, которые и
закрепляют документально факт появления новой секты. Тревожный тон этих документов и
начавшиеся аресты, преследования говорят нам о составе этой секты, о ее существе. А также
о том, что та или иная секта принимает какой-то более или менее массовый характер и при-
обретает среди населения все новых и новых сторонников.
Таким путем мы узнаем, что во второй половине XVIII столетия от духоборцев отде-
лилась и стала пользоваться успехом новая секта — молокане. Само название — молокане —
произведено от «молока». Такое название молоканам дала официальная церковь, пытаясь
определить оттенок новой ереси. Молокане, отрицая православное учение о посте, употреб-
ляли в постные дни молоко. Разумеется, сущность этой веры не сводилась к молоку. Это
только маловажная деталь нового вероучения, но это бросалось в глаза окружающему насе-
лению. Отсюда насмешливое прозвище. В конце концов, молокане (поскольку все вокруг на-
зывали их молоканами) согласились с этим названием, но постарались придать ему более
глубокий и положительный смысл, что более соответствовало их религии. Они, дескать, по-
тому молокане, что вкушают — «словесное молоко» Евангелия, отбрасывая все остальное,
отрицая ненужные церковные обряды. Но сами себя они предпочитали именовать не «моло-
канами», а духовными христианами» или «истинно духовными христианами». Поскольку
дело-то не в молоке, а в истинном христианстве, последними носителями которого они мыс-
лят себя.
Итак, каждая из сект — внутренне — именует себя «христианами». Но слово «хри-
стиане» в данном случае мыслится и произносится с особым ударением, с особым акцентом
и подтекстом: только мы — христиане! И духоборцы величали себя христианами, полагая,
что весь остальной христианский мир погрузился в язычество. И, соответственно, когда мо-
локане отделились от духоборцев, они стали называть себя не молоканами, а с тем чтобы
все-таки отличаться от «христиан-духоборцев», — «духовными христианами» или «истинно
духовными христианами».
Мне довелось встречаться с сектантами разных направлений. И хотя это были проти-
воборствующие секты, свое подлинное, внутреннее имя они произносили, как высокий ти-
тул, — «христиане». Иногда прибавляли некоторые «уточняющие» и «усугубляющие» эпи-
теты: «истинные христиане» или «духовные христиане», или «истинно духовные христиа-
не», или «свободные христиане» и т.п. И такими истинными христианами, притом единст-
венно истинными, они действительно себя ощущали. Но поскольку они, разделившись на
секты, заметно отличаются друг от друга и подчеркивают это различие, мы, чтобы не запу-
таться, вынуждены прибегать к их внешним, так сказать официальным, именам, пускай име-
на не всегда отвечают их содержанию.
Первым вождем молокан и основателем секты был крестьянин Семен Уклеин. Перво-
начально, до всякого сектантства, он принадлежал к православию и отличался большой на-
читанностью в Священном Писании. По профессии Уклеин был портным и ходил по дерев-
ням, занимаясь своим ремеслом. И вот он пришел в одно село Тамбовской губернии, которое
служило тогда резиденцией духоборчества. Во главе тамошних духоборцев стоял начетчик и
учитель Илларион Побирохин. Остановившись в этом селе, Уклеин сблизился с духоборцами
и перешел в их веру. Он женился на дочери Побирохина и своею начитанностью и красноре-
чием снискал популярность в этой среде. В результате, в продолжение пяти лет, Уклеин был
первым помощником главы духоборцев Побирохина. Но ему очень не нравилось пренебре-
жительное отношение духоборцев к Библии. Уклеин же был знатоком Библии и не хотел,
чтобы духоборцы ее забывали. Не нравилось ему и поведение Побирохина, который с тече-
нием времени начал себя обожествлять и торжественно объявил, что в нем и только в нем
пребывает душа Иисуса Христа и на земле следует поклоняться только ему. Он потребовал
себе безусловного подчинения, поскольку именно ему предстоит осуществить вселенский
Страшный Суд. Побирохин в роли Христа избрал себе 12 апостолов, которых назвал «архан-
гелами», и 12 же «смертоносных ангелов» — для преследования изменников веры. Подоб-
ный деспотизм, в общем-то, противоречил правилам духоборчества. Ибо гордость и стрем-
ление к славе почитается у них самым страшным грехом, с которого и началось падение че-
ловеческих душ с неба на землю. К тому же духоборцы считают, что все люди равны. Но в
данном обожествлении Побирохина сказался, очевидно, высокий личный авторитет учителя,
который всегда был очень важен и велик в сектантстве. Словом, Побирохин провозгласил
себя персонально Христом. Это возмутило Уклеина, и в общем собрании духоборцев он на-
чал обвинять тестя в гордыне и в самовозвеличивании. Деспотичный старик тут же избил
зятя, а тем послал своих «смертоносных ангелов» умертвить его. Уклеин бежал, порвал с ду-
хоборчеством и вскоре основал собственную секту — молокан, создав для нее довольно
стройное вероучение.
Я остановился на личной стычке Уклеина с Побирохиным, чтобы представить более
наглядно, как это происходит, как из одной секты вдруг образуются две. Ведь учение моло-
кан, придя в конфликт с духоборцами, кое-что у них отбросило, а кое-что заимствовало. От-
бросило «Животную книгу» и заменило ее Библией. Отбросило мистику перевоплощения
душ, а заимствовало рационалистический подход к проблемам веры.
В отличие от духоборцев, которые представляют собою двойственное или промежу-
точное явление, соединяя черты мистического и рационалистического сектантства, молокане
это чисто рационалистическая секта. Веровать нужно только в то, что написано в Библии, а
то, что там прямо не сказано, надо отбросить. Молокане говорили: «Мы одному Св. Писа-
нию веруем, а преданий апостольских не признаем, постановлений соборных и писаний от-
цов церкви не приемлем». Согласно учению молокан, истинная церковь, продолжателями
которой они себя считают, была основана Христом во время Его земной жизни. Но эта ис-
тинная церковь существовала только до IV века, а затем Вселенские соборы и Учителя Церк-
ви произвольным толкованием Библии извратили христианство и смешали христианство с
язычеством. Молокане считают себя восстановителями древней апостольской церкви, кото-
рая от IV века и до появления молокан существовала втайне, каким-то скрытым, подпольным
образом. Кстати сказать, очень многие рационалистические секты и направления упадок
христианства и чудовищный, колоссальный провал в язычество отсчитывают именно с этой
даты. Четвертый век потому оказывается рубежом, что именно тогда христианство впервые
становится вполне узаконенной государственной религией и оформляется как церковный
культ со всем его обрядом и догматикой. А самым очевидным выражением язычества стано-
вится церковный обряд, против которого и ополчаются рационалистические секты, объявляя
его идолопоклонством и начисто отвергая.
Показательно, с каким пренебрежением относились молокане не только к господ-
ствующей православной церкви, но и в особенности — к старообрядцам, говоря, что у них в
голове солома вместо мозгов, поскольку те особое значение придают именно обряду и за это
страдают. Приведу слова одного старика-молоканина о старообрядчестве, которое он срав-
нивает с молоканским вероучением: «Бог есть Дух, что и Христос подтвердил Своим учени-
кам, и кто кланяется Ему духом, кто старается приблизиться к Его совершенствам и вопло-
тить в себе дух Христов, тот и воздаст Богу истинное поклонение, тот лишь истинный хри-
стианин, а раскольники идут на плаху за два пальца… Мы вовсе не крестимся ни двумя, ни
тремя перстами, а знаем Бога потверже и поближе ихнего!»202
И, соответственно, в русском церковном быту особые нападки молокан вызывало по-
клонение иконам, мощам, кресту и т.п. Переход в молоканскую веру и заключался прежде
всего в том, что мужик выбрасывал из своей избы иконы, либо рубил их на лучину — в знак
презрения к идолу и в знак борьбы с язычеством. В результате молоканство, так же как духо-
борчество, это в первую очередь иконоборчество, что и встречало особенно яростный отпор
и со стороны церкви, и со стороны основного православного населения, которое любило
иконы и привыкло их почитать. Основатель же молоканской веры, Уклеин, в начале своего
поприща, в окружении 70-ти учеников, торжественно, с пением псалмов, вошел в город Там-
бов и стал призывать народ к сокрушению идолов, т.е. к уничтожению икон, и, конечно, не-
медленно был схвачен полицией.
Молитвенный ритуал молокан лишен всякой обрядности. Эти черты безобрядовой
христианской религии, так же как домашний быт молокан, во многом напоминают западный
протестантизм и пуританство. Молокане не пьют крепких напитков. По воскресеньям моло-
канское семейство собирается вместе и слушает чтение Библии. У молоканских детей нет
игрушек, они не играют на улице, не едят лакомства, но зато родители почти не прибегают к
наказаниям. Молоканские женщины не носят украшений и равноправны с мужчинами. Все
это выглядит довольно странно на фоне общерусского быта. Вот как этнограф середины
прошлого века описывает быт одной молоканской деревни, где он жил некоторое время. Его
поразил трезвый образ жизни и трудолюбие молокан.
«К такому трудолюбию молокане подготовляются с детства. У них ребенок лишен с
самой колыбели развлечений. На вопрос: отчего у детей их самого малого возраста, даже на-
чинающих только ходить, не видно никаких игрушек? — отцы и матери отвечают: эти заба-
вы приучают человека к праздности, к рассеянности; дети, возрастая, будут требовать забав
и игрушек, а человек создан совсем не для этого…
Мало этого, дети у молокан не играют и на улицах ни в какие игры, не поют песен, не
веселятся в хороводах, не качаются на качелях, не покупают закусок, конфет, пряников и т.п.
лакомств, даже не грызут подсолнечных семечек и орехов.
— Что же вы находите грешного в грызении, например, орехов? Ведь это, кажется,
такое безвинное времяпрепровождение? — спрашивали мы у отцов и матерей.
-Да как вам сказать, добрый человек, — отвечали старики, — греха мы в этом не на-
ходим, это правда, но обычай-то бесполезный; смотришь, человек сидит без дела и только
шелушит, да шелушит, а время-то идет даром. Ну, он ныне так пошелушит, завтра пошелу-
шит, послезавтра пошелушит, а в году-то и много такого времени пропадет без пользы и для
хозяйства и для души… Есть время свободное: бери книгу, да читай, да размышляй, прави-
лами жизни запасайся — вот это и есть, по-нашему, грызть семечки!..
Такой пуританизм не может не казаться уж чересчур крайним. Всматриваясь, однако,
в лица мальчиков и девочек молоканских, мы думали подметить, нет ли на них следов мало-
мощности, малоразвитости физической и т.п.; к удивлению, должны были убедиться, что
мальчики и девочки молоканские все пресвежие дети, полные и румяные и большею частию
довольно красивые. Ключ к разрешению этой загадки хранится в постоянном занятии детей
домашними и полевыми работами: они шесть дней в неделе проводят наравне с большими на
воздухе и помогают им во всех занятиях…
— Неужели ваши дочери не завидуют православным девочкам в украшениях? —
спросили мы. — Ведь девичий возраст такой, что они любят рядиться и украшаться?..
— Наши дочери любят украшаться душою, а не серьгами и кольцами. Какая из них
раньше грамоте выучится, да больше читает, больше знает слова Божия и лучше других поет
в собрании, те и считаются у нас красивее других…»203
В дальнейшем, естественно, были возможны сближения молокан с другими верами
чисто западного, протестантского образца и происхождения, какими были, например, так на-
зываемые штундисты и баптисты, которые просто перенесли на русскую почву опыт и ве-
роучение западных протестантов разного толка. С другой же стороны, само молоканство ис-
пытало дробление на другие, новые рационалистические секты. Из этих сект, отпочковав-
шихся от молоканства, упомяну лишь одну, получившую название — «общие». Эта секта
молоканского направления пошла еще дальше по пути рационализма и претворения Еванге-
лия в практическую жизнь. А именно, «общие» ввели в свой деревенский быт и хозяйство
принципы социализма или коммунизма, как мы бы сейчас выразились. То есть установили,
что у них все должно быть общим — и труд и имущество (отсюда и название). Они сообща
обрабатывали землю, устраивали общие столовые, общие дома и т.д. Поскольку это движе-
ние приобрело ярко выраженную социальную окраску, правительство к нему относилось с
особой настороженностью. Однако теория и практика «общих» это никоим образом не влия-
ние ранних социалистических идей, занесенных, как можно предполагать, с Запада. Ведь
секта «общих» появилась в 20-е гг. прошлого столетия — когда никаких социалистических
идей не было и в помине. А если и были, то не доходили до русской деревни, до простых
мужиков, образовавших свой общинный строй не под влиянием идей социализма, а под воз-
действием Евангелия, где сказано (в Деяниях апостольских), что у первых христиан все
имущество было общим и они не имели личной собственности, но делили ее, исходя из нуж-
ды каждого (2:44–45). Вот этот евангельский отказ от индивидуальной собственности секта
«общих» и претворяла в жизнь, поскольку считала себя истинными христианами. Подобные
же тенденции жить сообща проявлялись иногда и позднее в сектантской среде рационали-
стического направления — например, у толстовцев, а также у части позднейших духоборцев
и молокан, соединившихся с толстовским учением. Эти духоборцы толстовского толка в са-
мом конце XIX века частично переселились в Канаду и там, на новой земле, продолжали
осуществлять свои принципы, доводя их иногда до крайности. Так, землю они соглашались
принять только в общественное владение и обрабатывали ее сообща. Причем некоторые из
них отказались использовать в работе животных. Вспомним, что духоборцы уже на ранней
стадии никогда не били скотину, допуская, что и в животных может воплотиться человече-
ская душа. А на канадской земле, чтобы не эксплуатировать животных, они на сельскохозяй-
ственных работах сами впрягались по 10–12 человек в плуги и повозки. Приняв вегетариан-
ство, они отказались также употреблять в пищу молоко и сыр. И потому коров и прочий скот
выпустили на свободу. Все это, можно сказать, религиозно-коммунистическая утопия, похо-
жая на ту, что позднее нарисовал футурист Хлебников в поэме «Ладомир»:
Я вижу конские свободы
И равноправие коров…
Процесс «разумного» истолкования религии протекал подчас, как самые естественные
размышления русского крестьянина над правдой и неправдой. Этот рационализм не был
продолжением какой-то древней традиции, как это мы видим у старообрядцев. И это не было
мистическим откровением. Это было сплошь и рядом практическим рассуждением русского
мужика, который, с одной стороны, исходил из чтения Св. Писания, а с другой — из собст-
венного здравого смысла. Потому эти рационалистические умонастроения далеко не всегда и
не сразу оформлялись в виде какого-то твердого и законченного вероучения. Просто русский
мужик, как выясняется, много думал над тем, что происходит, и порою приходил к выводам,
что церковь не нужна, поскольку она не отвечает истине, и все общество необходимо ради-
кально переделать, поскольку оно живет не по правде, не по Евангелию.